Печать дьявола / Mark of the Devil

Этот фильм вышел двояким, при этом, не имея чёткой позиции уклона в одно из направлений повествования. Балансировка проходит на грани сурового драматизма всех ужасов инквизиции и попытки вывести на вершину образ очистительной любви. Эта любовь вначале проходит чрез наглядный символизм красивой женщины, которая проста в своих взглядах и открыта, но более к середине истории зритель получает скрытый (однако не слишком глубоко) намёк на отождествлении прекрасного чувства не только к личности, но и прекрасной природной свободе в людях (сцена демонстрации счастливой идиллии меж Ванессой и Кристианом у воды).

Рассказ словно пытается выдвинуть в главное противоборство всей людской низости в зарвавшимся садизме именно любовь, пожалуй, в первую очередь к ближнему своему в сострадательном ключе, нежели физическую. Помимо этого хорош в своём прописанном образе один из центровых персонажей — молодой граф Кристиан, который проходит наглядную (для себя и для зрителей) трансформацию из сдержанного сухого фанатика, можно сказать, догматика-идеалиста навязанных норм своего ремесла по ловле ведьм, превращаясь в решительного самоотверженного человека действий.

Безусловно, ещё в нём не выказаны новые твёрдые огранённые законы открытой для себя морали, но первые ростки очевидно рушат былую отчуждённую маску инквизитора, и виной (в хорошем смысле) становится дуновение влюблённости, через встречу со смелой девушкой, конечно же попавшей под произвол. Переломному моменту будет сопутствовать и иная деталь, не менее знаковая для демонстрации настоящей сути кто есть кто под надетой добродетельной личиной. Здесь нельзя не быть довольным режиссёрским взглядом на донесение своих мыслей и способов решений на вопросительный остов фильма, ознаменовавшийся в сложном и гротескном (для нынешних дней) аспекте истиной природы человека, имеющего власть.

Кино изобилует правдоподобными картинами настоящих ужасов пыток и допросов, это, в самом деле, западает в память и способно наводить на ощутимый внутренний дискомфорт. Иные сцены соответствуют былому запрету к показу кинокартины во время своего выхода на экраны; вырывание языка щипцами у миловидной несчастной девушки, неспешное сжигание на кострах монашек, немыслимые приспособление садистов для выколачивания «признаний» — всё это и многое другое во сто крат зашкаливает сострадание и гнев, благодаря добавочному пониманию, что показанное вершится над неповинными и ложно оклеветанными людьми! Это ужасает, похлестче нежели иное творение о немыслимых уродливых монстрах и беготни жертв от них. Ныне бедолаги целиком и полностью отрезаны от способов совладать с бесчинством в городе, раз уж они попали в казематы инквизиции — пиши пропало. И стоит ли ещё раз указывать, на немыслимость ложных обвинений, выдуманных только из желчи и зависти нелюдей в масках рьяных сторонников светлых правил…

Обильная неспешная — можно сказать медитативная упоительная — жестокость в рассказе идёт рука об руку с красотами жизни, и этот контраст делает фильм здорово напирающим на зрителя своей энергетикой. Атмосфера прошлого передана прекрасно, все костюмы, декорации, каменная фортификация, насыщенные краски, малые детали интерьера удались на славу. Невольно кино напоминает достойные европейские экранизации классики тех лет, как Дюма и Гюго. Операторская работа выполнена во множественных интересных ракурсах, порой вливая немую огранку происходящего, как, например, в сцене, удушения человека, где на полу гремит круглый щит, постепенно замирая после падения, как и отходящая в небытиё рядом жизнь.

Актёрская игра вполне приемлема. Более всего выходит на первый план дуэт из Удо Кира и Оливеры Вуко, достоверно наполнивших жизнью свои образы молодого аристократа-инквизитора и вольной простой девушки из таверны. Они вышли разные за счёт чего интересные в сочетании меж собой. Остальные же, на мой взгляд, делятся по двум признакам: несчастные беззащитные красавицы в стальных тесках бесчеловечных пыток, и их антагонисты в виде хозяев замка, палачей, адвокатов, писарей и т. д. Подбирали людей ради соблюдения гармонии внешности и внутреннего мира, посему злодеи — уродливы и по-настоящему отвратительны, а бедняги — милы и изящны, большим счётом.

 
Вот говоря о минусах киноленты, то нет в финале логической точки. Ощущается какая-то неряшливая пустота прописанной истории. Мне, конечно, понятно, что следом вышла вторая часть фильма, но в любом случае открытые концовки неподобающе влияют на восприятие цельного произведения хронометражем в полтора часа. И искренне неприятен режиссёрский подход в своей частичной каре творца истории по отношению к экранным отрицательным персонажам.

Вместе с тем, возможно, такова и была первостепенная цель создания и становления на твёрдые ноги Зла, кое истинное настоящее очеловеченное, а значит живучее донельзя. Собственно в кульминации хаотически рушится долгая заготовка становления героя Кира на праведный путь, бунт крестьян кажется слишком спонтанным (пускай сюжетных предпосылок накопилось достаточно), а горькая атмосфера пред завершающими титрами явно омрачает зрительское настроение, снова вспоминая режиссёрскую «вольность» не губить до остатка приверженцев Зла, но упорно быть дотошным в наказании к осознавшему свою неправду былому палачу.

 
Делая вывод, могу сказать, что фильм удался, с визуальной стороны он особенно силён, как и в поистине жутких аспектах инквизиции, но начатую тему искупления и личностных метаморфоз закоренелого обличителя «ведьм» не выстроили должным образом в самой концовке, тем самым, заняв неприятную сторону уничтожения приспешника, нежели самого корня негатива истории.
7 из 10

«Печать Дьявола», или «Замученные ведьмы» (если дословно переводить оригинальное немецкое название), стал одним из первых фильмов в мире, который пытался передать атмосферу Средневековья без романтических прикрас, во всем ее обыденном ужасе. Словом так, как это показал в своем классическом фильме «Плоть и Кровь» Пол Верховен и как это задолго до голландца сделал Джанфранко Мингоцци во «Флавии». Вот только в отличие от этих фильмов никакой иной цели, кроме как шокировать зрителя чередой кровавых сцен и натуралистичным изображением пыток, создатели «Hexen bis aufs Blut gequält» не преследовали. Ну, может быть, еще сделать себе имя на запрете ленты в цивилизованных странах, поскольку для конца шестидесятых уровень экранного насилия в ней был запределен. А в смеси с откровенным эротизмом это рождало совсем уж невыносимую для сознания любого цензора картину.

 
Словом, никаких философских рассуждений о цене свободы, о личности и обществе в духе «Флавии» здесь не будет. Нехитрый мелодраматический сюжет о любви помощника «витчфайндера» к обвиненной в колдовстве красавице маскирует собой череду жестоких и очень жестоких сцен, в которых несчастных жертв «охотников на ведьм» будут пытать самыми разными способами, на радость экранным (и заэкранным) маньякам всех мастей. При этом жертвы будут сохранять идеальные прически и прекрасный цвет лица несмотря на переломанные конечности, вывернутые суставы и многодневное пребывание в кандалах.

Что делать — натурализм в те годы имел свои пределы. К актерским работам пери этом предъявить особых претензий не получится. Достаточно сказать, что «Печать Дьявола» стала одной из первых ролей в долгой и славной карьере Удо Кира, да и Херберт Лом с Оливерой Вуко — далеко не безвестные имена в кино (у последней в карьере была, например, большая роль в «Гойе»). Другое дело, что сосредоточившись на показе «ужасов инквизиции», режиссеры не особо много внимания уделили всему остальному. Тем не менее, участие хороших актеров позволило картине не скатиться в банальное садистское шоу. К тому же, «Hexen bis aufs Blut gequält» претендовал на первенство да еще и основывался на реальных исторических фактах — так что приходилось соответствовать.

 
В результате получилось не самое плохое историческое кино, если, конечно, таковым можно назвать фильм, добрую треть которого занимают сцены пыток и казней в мрачных подземельях. На их фоне происходит «прозрение» главного героя картины, который вначале безгранично верит своему наставнику графу Кумберленду, но постепенно понимает, что тем движет даже не религиозный фанатизм, а еще более низменные чувства: он просто наслаждается зрелищем пыток. И уж подавно ни о какой справедливости в суде «витчфайндера» речь не идет. Даже если человек не признается под пытками, он все равно обречен. В конце концов, любовь к прекрасной Ванессе и отвращение к жестокости одерживают победу над вассальным долгом, и Кристиан восстает против своего сеньора… Вот только бунт оказывается запоздалым и каким-то «русским» — бессмысленным и беспощадным. Одна жестокая несправедливость сменяет другую, а любовь и верность терпят поражение…

 
Авторы фильма до самого конца придерживаются принципа «натуралистичности» и ни о каком хэппи-энде в этой кровавой мелодраме речь не идет. Но и ни о чем серьезном разговор так и не завяжется. Зрителю просто показывают красочно-кровавые иллюстрации к учебнику истории (главы о «Тридцатилетней войне»), сдобрив их «запретным» плодом садистской эротики. Зрелище по меркам сорокалетней давности оказывается весьма впечатляющим. Но и все… Последователи оказались куда мастеровитее Майкла Армстронга и Адриана Ховена. И сравнение их фильма со все той же «Флавией» будет явно не в его пользу.

В 20-е годы страшнее немецких ужастиков и придумать было нельзя. В то время, как окрепший Голливуд снимал вестерны и комедии, молодое советское кино утопало в агитации, а французы прививали кинематографу костюмированные приключения, немецкие экспрессионисты изощрялись над человеческим разумом и психикой. На экранах господствовали сумасшедшие ученые и мифические монстры, извращенные миры и запредельная (по тогдашним меркам) жестокость и обнаженка. На сеансах «Носферату», «Доктора Калигари», «Кабинета восковых фигур» люди падали в обморок.

 
Потом кинематограф стал меняться под воздействием внешне-политических и экономических событий. Приход нацистов к власти начисто обрезал крылья многим поистине великим художникам немецкого кино, которые вынуждены были удирать в США и Англию, где, к слову сказать, если и попадали в струю и даже оказали существенное влияние на голливудскую жанровую продукцию, ничего равноценного былым своим шедеврам не создавали. Мастерская ужасов надолго перешла в руки британскому кинематографу, а немецкое кино десятилетия потом пыталось освободиться от нацистской печати — истинной, а не придуманной «печати дьявола» и окончательно не освободилось, наверное, до сих пор.

 
В 60-е гг. жанровый кинематограф в ФРГ постепенно стал воскресать, хотя возрождения Феникса из пепла не произошло. Скорее имело место продолжительное зачатие, осторожное вылезание, окукливание, созревание, прощупывание незнакомой территории. И на фоне уже хорошо оформившихся американских или британских сводных братьев немецкие жанровые фильмы казались повторением пройденного, подделками, хотя на самом деле как раз немецкий кинематограф и дал жанру ужасов и триллерам такой активный толчок к развитию.

Тема средневековья была в те годы одной из основополагающих в жанровом европейском кино, тогда как американцев больше занимали монстры и пришельцы из Космоса. А что самое страшное было в средневековье, кроме, разумеется, нравов и запаха от рыцарей? Разумеется, инквизиция. Ей и посвящали свои художественные поиски режиссеры, вроде Джесуса Франко, Гордона Хесслера, Майкла Ривза и др. Последний, к слову, должен был по своей собственной книге снимать и картину «Ведьмы, замученные до смерти»- так в оригинале звучит название фильма, но по случаю своей смерти сделать этого не смог.

Его заменили режиссером помельче — Майклом Армстронгом, который приехал, кстати, из Англии и был в этом деле не очень опытен. А в помощь ему напросился местный опытный жанровый актер Адриан Ховен, старательно поддерживавший молодого режиссера на всех стадиях кинопроизводства — помог найти финансирование, переписал сценарий, снялся в одной из ролей. Снимали на прекрасной натуре — в Австрии в`живых» декорациях местных замков и прелестных лугов, речек и перелесков. Набрали внушительную массовку, взяли нескольких весьма харизматичных актеров, в т. ч. молодого, но в скором времени ставшего любимчиком жанровых режиссеров всех мастей Удо Кира и множество симпатичных барышень, которые должны были изображать несправедливо обвиненных в колдовстве.

Что же получилось в результате у всех этих прекрасных людей? Получилось интересно, но очень неровно. Сравнения с лентами вышеназванных мастеров, такими как «Обличье сатаны», «Кровавый судья» или «Великий инквизитор» (все того же Ривза), лента, увы, не выдерживает. Несмотря на кричащий слоган о том, что это де «один из страшнейших фильмов в истории», в пугании ему далеко даже до современных работ, вроде «Матери слез» или «Мучениц», прихрамывает стиль, режиссура, эффекты, да и сценарий довольно невнятный.

В итоге остается ощущение неиспользованного потенциала. Очень хотелось авторам совместить историю любви с кровавой историей средневековья, но как раз в обобщающих моментах авторам явно отказывает опытность и умение обобщать, приводить от частного к общему. И показанное так и остается местечковой историей, еще и рассказанной как будто школьником. Вот были, мол, такие злодеи-инквизиторы, мучили-убивали, насиловали и грабили невиновных. На самом деле с инквизицией далеко не все так просто. Картина о неоднозначности эпохи начисто забывает и выдает эдакий наивно-развлекательный взгляд на проблему действительно серьезную, пытаясь попутно еще и слезы выжать неудачной историей любви.

Многочисленные нелепости не дают смотреть эту картину серьезно. Финал, в котором сексуальная трактирщица (!!!), ходящая в таком декольте, что ее бы не только в средневековье, но и в 50-е гг. прошлого века подвергли бы пыткам, прилюдно обвиненная в колдовстве (!!!) и сбежавшая из под стражи, прется в свой же трактир (!!!) и там поднимает (!!!) народное восстание!! Женщина! В средневековье! Восстание! И не Орлеанская Дева, а сисястая трактирщица! Верю, безусловно. Да еще и восстание разыграно максимально идиотски. Такая пламенная речь могла бы поднять с места разве что Павлика Морозова. И такого бреда в фильме хватает.

 
В Германии эта картина запрещена до сих пор. В некоторых странах была запрещена довольно долго. За жестокость и насилие. Однако большую часть хронометража мы наблюдаем не за жестокостью и насилием, а за романтическими прогулками Удо Кира и Оливеры Катарины, а так же за молчаливым противостоянием инквизитора со своим учеником. Само по себе показанное в фильме ужасно, но показано все в максимально щадящем варианте и при общей мелодраматической атмосфере испугать фильм вряд ли кого-то сможет. К тому же «обнаженная натура», а именно красотки-статистки, которых мучают и пытают, не выглядят шибко измученными — даже после десятой пытки красиво подведенные глаза и идеальная укладка волос заставляют усомниться в их невиновности. Старая заповедь хоррормейкеров гласит: «Если нет денег делать хорошо, делай по-другому или не делай вообще!» Здесь на хорошие грим-эффекты денег не было, но хотели сделать натуралистично, в результате получилось смешно — кровь то появляется, то исчезает, дыба не тянет, а кнут почему-то заранее смочен в крови.

При этом относиться к фильму, как к трэшу, нельзя. Его снимали профессионалы с четкой идеей осуждения исторической несправедливости, пытавшиеся показать, как прикрывавшиеся крестом ублюдки творили и творят свои черные дела. И актеры здесь вовсе не халтурят, как во многих ужастиках, а очень стараются — по крайней мере, основной состав. Но халатность технарей, попытка режиссера усидеть на двух стульях, дурацкие оплошности — портят этот неплохой, в общем-то, фильм.

Тем не менее, фильм имел успех, и, говорят, немалый. На сеансах зрителям выдавали бумажные пакетики для блевания, но вот о том, пользовались ли ими зрители — информации почему-то нет. Был даже сделан сиквел. И, судя по тому, сколько в этом фильме красивых девушек, посмотреть второй фильм слов нет, как хочется. Жаль, что всех самых ярких актеров первого фильма в нем же и изничтожили. Неаккуратно поступали хоррормейкеры той эпохи. Впрочем тогда неудачный сиквел удачного ужастика вовсе не был таким кондовым правилом, как сейчас. И страшно жаль, что немецкий экспрессионизм менее всего находит отражение именно в немецких жанровых лентах, а последние, в свою очередь, стараются использовать лишний здесь голливудский сентиментализм.
6 из 10